Беседы с батюшкой. Канон Священного Писания Нового Завета. Константин и формирование канона нового завета

20.12.2012

Канон Нового Завета

В отношении возникновения канона Нового Завета необходимо задать три ключевых вопроса. (1) Когда именно в церкви начали задумываться о составлении канона Нового Завета? (Чтобы ответить на этот вопрос, нам необходимо больше знать об основаниях (начатках) новозаветного канона). (2) Какое (чье) мнение стало авторитетным источником для составления канона Нового Завета? (3) Как проходило введение канона Нового Завета с исторической точки зрения?

Апостолы и основания (начатки) канона Нового Завета

Многие современные богословы рассматривают новозаветный канон как дело второго поколения христиан. По их мнению, приблизительно к 150 году от Р. Х. христиане практически неосознанно начали делать первые шаги в направлении создания нового собрания святых писаний, которые были добавлены к Ветхому Завету. Примерно в то время по причине возникновения ересей (например, ереси Маркиона ) христиане осознали необходимость в определении канона Нового Завета. Тем не менее в самом Новом Завете содержатся свидетельства, на основании которых можно сделать вывод, что начатки новозаветного канона (то есть нормативных писаний, которые принадлежат к периоду нового завета) существовали еще во времена апостолов.

Так, Павел описывает апостолов как (уполномоченных) «посланников Бога» (2-е Кор. 5:20; Еф . 6:20). Слово апостолов авторитетно, потому что они представляют Господа среди людей (1-е Фес. 2:13). Апостолы являются «пророками» нового завета, а их слово – основанием, на котором зиждется церковь, храм Божий (Еф . 2:20; Откр . 21:14). Все указывает на то, что апостолы понимали свое задание. В противном случае зачем они запечатлевали свои слова в письменной форме? Не только затем, чтобы сделать нечто полезное (например, оставить что-то следующему поколению). К тому же Павел очень хотел, чтобы его послания пересылались из одной церкви в другую (Кол. 4:16), а также написал по крайней мере одно послание с целью опровергнуть ложные послания, которые писались от его имени (2-е Фес. 2:2). Подтверждается ли в таком случае утверждение, согласно которому основания канона Нового Завета были заложены в тот период, когда в борьбе с ересями (в противовес им) вырабатывалось учение церкви? Как бы то ни было, апостол Павел прекрасно осознавал, что его послания обладают нормативным авторитетом. Данный факт подтверждается текстом, где сравниваются слова Павла и слова Господа (1-е Кор. 7:10, 12). Это осознание нормативности мы также находим в предисловии к Евангелию от Луки (Луки 1:1–4: «чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен», стих 4) и в Первом послании Иоанна (1-е Иоан . 1:1–3: «чтобы и вы имели общение с нами; а наше общение – с Отцем и Сыном Его, Иисусом Христом», стих 3).

Более того, некоторые тексты Нового Завета представлены как «Писание». Так, например, в Первом послании к Тимофею, 5:18, представлены две ссылки: первая на Ветхий Завет (Втор. 25:4), вторая на Новый Завет (Луки 10:7). Бросается в глаза тот факт, что обе ссылки сопровождаются словами «ибо Писание говорит». Под «Писанием» всегда подразумевалось записанное и «каноническое» Слово Бога. Аналогичная ситуация имеет место и во Втором послании Петра, 3:15–16. В данном тексте апостол Петр сравнивает послания апостола Павла с Писаниями Ветхого Завета, называя и эти послания также «Писаниями».

В конце концов, нельзя сбрасывать со счетов свидетельство, записанное во Втором послании к коринфянам, 3:6–18. В данном тексте ветхий завет как завет смертоносный (осуждающий закон) противопоставляется новому завету и посредничеству Духа. Относительно иудеев Павел объясняет: «Но умы их ослеплены: ибо то же самое покрывало доныне остается неснятым при чтении Ветхого Завета, потому что оно снимается Христом». Не подразумевает ли Павел, говоря о чтении Ветхого Завета (под которым мы подразумеваем ветхозаветное Писание), тем самым и Новый Завет с относящимися к нему новозаветными Писаниями?

Таким образом, начатки канона Нового Завета можно проследить уже во времена апостолов. Последние понимали, что им необходимо четко и ясно выразить дело Христа. Их служение было продолжением ветхозаветного служения (Бог применяет пророчество из Книги пророка Исаии, 49:6, и Деяний, 13:47, по отношению к апостолу Павлу), их весть была неотъемлемой составляющей раз и навсегда преданного спасения (Иуды, стих 3). Концепция «канона» Писания укоренена в библейской идее завета. Как у ветхого завета была собственная «каноническая норма», так и новый завет должен обладать собственной канонической нормой, в которую вмещалась бы и ветхозаветная.

Напрашивается следующий вопрос: как возник канон Нового Завета? Сама ли церковь решила, какие писания следует включить в канон Нового Завета, или эти писания самостоятельно нашли свой путь в христианское сообщество?

В историческом плане, до того как Трентский собор ( XVI столетие) определил канон Святого Писания католической церкви, ни один вселенский собор не выносил решения относительно того, каким должен быть канон Нового Завета! Даже третий Карфагенский собор (397 год), на котором был лишь подтвержден ранее принятый список книг Нового Завета, был всего лишь поместным собором! Все шло естественным путем, без какого бы то ни было всеобщего церковного решения по данному вопросу. Благодаря Божьему провидению церковь всего лишь приняла (признала) тексты, которые сами нашли свой путь в христианское сообщество, на основании нескольких критериев, определяющих их каноничность.

Одним из наиважнейших критериев является апостоличность . Текст должен быть написан либо самим апостолом, либо под его руководством. Евангелие от Марка, две книги Луки (то есть Евангелие от Луки и Деяния) и Послание к евреям признаются каноническими книгами по той причине, что их авторы были тесно связаны соответственно с Петром и Павлом. Применялись еще три критерия каноничности текста: ортодоксальность, древность и кафоличность (всеобщее распространение).

Исторические периоды

С конца первого столетия в работах ранних отцов церкви содержится огромное множество ссылок или цитат из канонических книг Нового Завета. Например, в Послании к коринфянам Климента Римского (написано прибл. в 96 году) в 13-й главе есть много цитат из Нагорной проповеди (по Матф . 5:7; 6:14–15; 7:1–2, 12; Луки 6:31,36–38); в 46-й главе – несколько цитат из Евангелий (Марк. 9:42; Матф . 18:6–7; Луки 17:1–2); в 24-й главе упоминается притча о сеятеле; в 47-й главе встречаются ссылки на Первое послание к коринфянам (которым, по всей видимости, располагал Климент); в 35-й главе – парафраз текста из Послания к римлянам, 1:29–32. Более того, во многих местах встречаются аллюзии на Послание к евреям (в главах 17, 19, 21, 27, 36), а также, как считают некоторые исследователи, на книгу Деяния, Послание Иакова и Первое послание Петра. Еще важнее, что на основании текстов апостольских мужей можно сделать вывод, что писания из Нового Завета уже в их времена признавались церковью и рассматривались как обладающие авторитетом (слова «как написано» в Послании к коринфянам Климента Римского, глава 13; в Послании к филадельфийцам Игнатия Антиохийского, глава 8; выражение «как сказано в Писании» в Послании Варнавы , 4:14, и так далее).

Таким образом, со второго столетия появляются христианские писания, которые обладали таким же статусом, что и ветхозаветное Писание. В частности, это касалось двух групп текстов – четырех Евангелий и собрания посланий Павла (которые связаны между собой книгой Деяния) – согласно свидетельствам Климента Римского (прибл. 96 год), Игнатия Антиохийского (прибл. 120 год), Папия (около 125 года), Иустина (умер в 165 году) и Тациана (прибл. 170 год).

Приблизительно в середине второго столетия появляется гностическое еретическое движение Маркиона . Данное течение отвергало материальный мир, а также противопоставляло Бога Ветхого Завета Богу Нового Завета, а закон – евангелию. Маркион составил собственную версию Нового Завета, удалив из него все «ветхозаветное» (из Евангелий Маркиону нравилось лишь Евангелие от Луки; он удалил Послание Иакова, Первое и Второе послание Петра, «очистил» некоторые послания Павла и т. д.). Проявления подобных форм ереси побуждали разных отцов церкви в различных работах и списках подтверждать каноничность Ветхого Завета и уделять особое внимание каноничности текстов, которые вошли в Новый Завет (например, Ириней Лионский, прибл. 180 год; Мураториев канон, между 165 и 185 гг.). Собственно говоря, в конце второго столетия обсуждался лишь вопрос о том, где именно начинается и заканчивается канон Нового Завета, причем эти обсуждения касались только нескольких новозаветных книг: Послания к евреям (в апостоличности которого сомневались на Западе), Послания Иакова (не получившего широкого распространения), Второго послания Петра и книги Откровение (по причине их содержания). Потребовалось также время, чтобы были признаны всеми Третье послание Иоанна и Послание Иуды ввиду их личного, или обусловленного специфическими обстоятельствами, характера. Признавая спорный статус некоторых книг, Евсевий Кесарийский (260–340 гг.) все же включает в свой список канонических книг Нового Завета все книги, которые включены в современный новозаветный канон. Аналогичный список представлен в тридцать девятом пасхальном послании Афанасия (367 год).

1. Идеи Маркиона 2. «Маркионовы» прологи 3. Влияние Маркиона III. Монтанизм IV. Гонения и Св. Писание V. Другие возможные влияния V. Развитие канона на Востоке I. Сирия 1. Татиан 2. Феофил Антиохийский 3. Серапион Аптиохийский II. Малая Азия 1. Мученичество Поликарпа 2. Мелитон Сардийский III. Греция 1. Дионисий Коринфский 2. Афинагор 3. Аристид IV. Египет 1. Пантен 2. Климент Александрийский 3. Ориген VI. Развитие канона на Западе I. Рим 1. Иустин Мученик 2. Ипполит Римский II. Галлия 1. Послание церквей Лиона и Вьена 2. Ириней Лионский III. Северная Африка 1. Акты сцилийских мучеников 2. Тертуллиан 3. Киприан Карфагенский 4. «Против игроков в кости» VII. Книги, входившие в канон лишь в определенном месте и в определенное время: апокрифическая литература I. Апокрифические Евангелия 1. Фрагменты неизвестного евангелия (папирус Эгертона 2) 2. Евангелие евреев 3. Евангелие египтян 4. Евангелие от Петра II. Апокрифические Деяния 1. Деяния Павла 2. Деяния Иоанна 3. Деяния Петра III. Апокрифические Послания 1. Апостольские послания 2. Третье послание Павла к Коринфянам 3. Послание к Лаодикийцам 4. Переписка Павла и Сенеки IV. Апокрифические Апокалипсисы 1. Апокалипсис Петра 2. Апокалипсис Павла V. Разнообразные писания VIII Два ранних списка книг Нового Завета I. Канон Муратори 1. Содержание канона Муратори а) Евангелия (строка 1–33) б) Деяния (строка 34–39) в) Послания Павла (строка 39–68) г) Другие послания (строка 68–71) д) Апокалипсисы (строка 71–80) е) Книги, исключенные из канона (строка 81–85) 2. Значение канона Муратори II. Классификация новозаветных книг Евсевия Кесарийского IX. Закрытие канона на Востоке I. От Кирилла Иерусалимского до Трулльского Собора II. Канон в национальных восточных Церквах 1. Сирийские церкви 2. Армянская церковь 3. Грузинская церковь 4. Коптская церковь 5. Эфиопская (Абиссинская) церковь X. Закрытие канона на Западе I. От Диоклетиана до конца античности II. Средние века, реформация и Тридентский Собор Часть Третья. Исторические и богословские аспекты проблемы канона XI. Трудности определения канона в древней Церкви I. Критерий каноничности II. Боговдохновенность и канон III. Какую часть Нового Завета раньше всего признали авторитетной? IV. Множественность Евангелий V. Особенности посланий Павла XII. Проблема канона в наши дни I. Какая форма текста канонична? II. Закрыт или открыт канон? III. Существует ли канон внутри канона? IV. Принадлежит ли канонический авторитет каждой книге в отдельности или всем им вместе? Приложение I. История слова κανών Приложение II. Различия в порядке следования книг Нового Завета I. Порядок следования разделов II. Порядок следования внутри разделов 1. Евангелия 2. Послания Павла 3. Соборные послания Приложение III. Заголовки книг Нового Завета Приложение IV. Древние списки книг Нового Завета 1. Канон Муратори 2. Канон Оригена (ок. 185–254) 3. Канон Евсевия Кесарийского (265–340) 4. Канон неопределенной датировки и неизвестного происхождения, вставленный в Кларомонтанский кодекс 5. Канон Кирилла Иерусалимского (ок. 350) 6. Челтнэмский канон (ок. 360) 7. Канон, принятый на Лаодикийском соборе (ок. 363) 8. Канон Афанасия (367) 9. Канон Апостольских правил (380) 10·Канон Григория Назианзина (329–389) 11. Канон Амфилохия Иконийского (ум. после 394 г.) 12. Канон, принятый на III Карфагенском соборе (397)

Предисловие к русскому изданию

Я с радостью откликаюсь на просьбу издателей написать краткое предисловие к русскому переводу моей книги, посвященной канону Нового Завета. Теперь у меня появилась возможность, в дополнение к списку литературы, указанному в главе И, указать несколько важных книг и статей, появившихся уже после публикации английского издания моей книги.

У. Кинзиг (W. Kinzig) прослеживает развитие термина «Новый Завет» во II и III столетиях: «The Title of the New Testament in the Second and Third Senturies», Journal of Theological Studies, 45 (1994), pp. 519–544.

Дэвид Тробиш в своей книге «Paul"s Letter Collection: Tracing the Origins» (Minneapolis, 1994) рассматривает первые четыре – в нашем издании – Павловы послания (Римлянам, 1–е и 2–е Коринфянам и Галатам) как сборник, составленный и подготовленный для публикации самим апостолом.

Стивен Вурвинде (S. Voorwinde) в кратком обзоре «The Formation of the New Testament Canon» в «Vox Reformata: Australian Journal of Christian Scolarship» 60 (1995), pp. 4–29, излагает богословское и историческое видение формирования канона Нового Завета.

В диссертации «Die Endredaktion des Neuen Testaments: Eine Untersuchung zur Entstehung der christlichen Bibel» (Fribourg, 1996) Д. Тробиш утверждает, что Новый Завет в той форме, в которой признало его каноническим, не есть продукт многовекового развития, он появился в определенный момент ранней христианской истории (до конца II века).

В книге «The Spirit and the Leter: Studies in the Biblical Canon» (London, 1997) Джон Бартон (J. Barton) исследует сложные взаимоотношения между каноническими текстами Ветхого и Нового Заветов.

В заключение я хочу высказать благодарность всем, кто принимал участие в работе над русским изданием моей книги.

Б. M. М.

Принстон, Нью–Джерси

Предисловие

Эта книга задумана как введение в такую богословскую тематику, которая, несмотря на свою важность и обычный свойственный к ней интерес, редко удостаивается внимания. Всего несколько работ на английском языке посвящены одновременно и историческому развитию канона Нового Завета, и тем сохраняющимся проблемам, которые связаны с его значением.

Слово «канон» греческого происхождения; его использование в применении к Библии относится уже ко времени появления христианства; а идея канона Св. Писания зародилась в недрах иудейской религии. На этих страницах мы раскроем оба этих тезиса, уделяя преимущественное внимание раннему святоотеческому периоду.

Формирование канона было неразрывно связано с историей древней Церкви – как ее институтов, так и литературы. Поэтому нам показалось необходимым представить здесь не только списки тех людей, которые в древности пользовались некоторыми документами, впоследствии признанными каноническим Писанием. Это особенно важно тем читателям, которые мало знакомы с деятельностью Отцов Церкви. Такие биографические сведения обретают подобающее им место в том историческом и географическом контексте, в рамках которого происходило становление канона. И хотя, как выразился однажды Доддс (Dodds), «в истории периодов нет, они есть только в головах историков», – нетрудно с достаточной ясностью выделить те этапы, когда в разных частях древней Церкви стали различать канонические и апокрифические документы.

Мне хотелось бы поблагодарить многих людей и целый ряд учреждений, в той или иной форме принявших участие в создании этой книги. В течение многих лет сменяли друг друга студенты разных лет в моем докторском семинаре по канону в Принстонской богословской семинарии. Там мы читали и обсуждали основные греческие и латинские тексты, имеющие отношение к истории новозаветного канона. Я благодарен тем университетам и семинариям в Северной Америке, Великобритании, Австралии и Южной Африке, которые приглашали меня читать лекции по материалу, представленному на этих страницах. Роберт Бернард и Лорен Стакенбрек напечатали черновую рукопись; первый к тому же составил Указатель. За просмотр окончательного варианта и ценные комментарии я должен благодарить моего коллегу, профессора Раймонда Брауна из Объединенной богословской семинарии. Вновь я должен выразить признательность издательству Оксфордского университета, принявшему эту книгу. Она завершает собой трилогию, посвященную текстам, ранним редакциям и канону Нового Завета. Моя глубокая благодарность и жене Изобель, чью неоценимую поддержку в течение многих лет невозможно передать словами.

Б. M. М.

Принстон, Нью–Джерси

Введение

Определить канонический статус некоторых книг Нового Завета стало возможным в результате продолжительного и постепенного процесса, в ходе которого ряд писаний, признанных авторитетными, был отделен от гораздо более обширного корпуса раннехристианской литературы. Хотя это – один из наиболее важных итогов развития мысли и практики древней Церкви, достоверно установить, кто, когда и как это сделал, невозможно. Наверное, в истории христианской Церкви мало найдется таких удивительных загадок, как отсутствие описания столь важного процесса.

Принимая во внимание недостаточность необходимых сведений, не стоит удивляться тому, что исследовать процесс канонизации новозаветных текстов очень трудно. Немедленно возникает множество вопросов и проблем. Одни из них – сугубо исторические. Например, интересно было бы проследить за той последовательностью, с которой некоторые части Нового Завета обретали статус канонических; каковы были критерии при определении каноничности той или иной книги и какую роль сыграли Маркион и другие еретики в стимулировании процесса. Другие носят чисто текстологический характер. К ним относятся, например, вопросы о том, действительно ли так называемый западный вариант новозаветного текста создавался как средство передачи канонического текста и какие тексты из обильного числа рукописных вариантов можно рассматривать сегодня как канонические. Есть проблемы, которые требуют сугубо богословского решения, причем некоторые из них могут иметь далеко идущие последствия. Центральный здесь – вопрос о том, нужно ли считать канон Нового Завета окончательно сформированным и продуктивно ли искать канон внутри самого канона. Не менее важен и такой вопрос: принадлежит ли канонический авторитет каждой из новозаветных книг по отдельности или же он был придан их собранию. При этом в обоих случаях в силе остается еще один аспект, требующий разрешения: можно ли считать, что канон отражает божественный замысел в контексте истории спасения?

Очевидно, что о таких вещах легче спрашивать, чем находить на них ответы. Может статься, что ответов и нет или ни один из них нельзя признать удовлетворительным.

Несмотря на полное молчание святых Отцов о том, как проходила канонизация, современные ученые единодушны относительно ряда факторов, которые могли способствовать созданию новозаветного канона. Но перед тем, как рассматривать письменные свидетельства и связанные с ними исторические проблемы, полезно будет, хотя бы кратко, остановиться на наиболее надежно установленных вехах, иначе все это может показаться лишь нагромождением разрозненных и неизмеримых деталей.

Отправной точкой нашего исследования будет попытка установить список признанных начальным христианством авторитетов и проследить за тем, как возрастает их влияние.

(1) С первых же дней своего возникновения христианская располагала каноном священных книг – иудейских писаний, изложенных на древнееврейском языке и широко использовавшихся в греческом переводе, названном Септуагинтой. В то время точные границы иудейского канона могли быть еще окончательно не установлены , но входящие в него книги уже обладали соответствующим статусом, на них принято было ссылаться как на «Писание» (ή γραφή) или «Писания» (αί γραφαί), а цитаты из них вводились формулой «как написано» (γέγραπται).

Будучи благочестивым иудеем, Иисус принимал эти Писания как слово Божье и нередко ссылался на них в Своих проповедях и спорах. В этом Ему следовали и христианские проповедники, и учителя, обращавшиеся к Писаниям для того, чтобы выдержками из них подтвердить несомненность христианской веры. То высокое значение, которое придавали в первоначальной Церкви Ветхому Завету (если пользоваться традиционным христианским названием иудейских писаний), обязано прежде всего тому, что современники не сомневались в его боговдохновенном содержании (: и далее).

(2) Наряду с иудейскими писаниями для древнейших христианских общин существовал и другой авторитет – слова Самого Иисуса, передаваемые изустно. Во время Своего общественного служения Иисус не раз подчеркивал, что авторитетность Его высказываний ни в чем не уступает древнему закону, и, располагая их рядом с его предписаниями, говорил, что те исправляются ими, исполняются и даже отменяются. Это ясно видно на таких примерах, как Его мнение о разводе ( и далее или в параллельных местах) или о нечистой пище (). Все они подкреплены так называемыми антитезами, собранными Матфеем в Нагорной проповеди (: «Вы слышали, что сказано древним… а Я говорю вам»).

Поэтому неудивительно, что в ранней Церкви слова Иисуса заучивали наизусть, их бережно сохраняли и цитировали. Они обладали приоритетом по отношению к закону и пророкам, им приписывался равный и даже больший авторитет. Именно к «словам Господним» убежденно обращается, например, апостол Павел – для подтверждения своего учения .

Сначала наставления Иисуса передавались от одного слушателя к другому изустно – они–то и стали первоосновой нового христианского канона. Позже были составлены письменные повествования, где собраны не только запомнившиеся Его высказывания, но и воспоминания о Его делах – милосердии и исцелениях. Часть этих документов и легла в основу известных нам Евангелий. О них–то и говорится в прологе к третьему Евангелию ().

(3) Параллельно с наставлениями самого Иисуса имели хождение апостольские толкования Его деяний и личности, раскрывающие верующим, что значат они для их жизни. Как и проповеди Христа, они адресовались прежде всего тем общинам, которые были созданы в начальный период миссионерства. Более того, именно благодаря таким посланиям можно было до известной степени направлять жизнь этих общин уже после того, как оттуда ушли апостолы, или же отсылать их верующим тех городов, которые они еще не посещали (например, Послания к Римлянам и Колоссянам). Даже критики Павла из коринфской общины признавали, что такие послания были «строгими и сильными» ().

Если Павлу иногда приходилось разрешать какой–либо вопрос, к которому нельзя было непосредственно применить слов Иисуса, он ссылался на свое призвание одного из «получивших милость от Господа быть Ему верным» и «имеет Духа Божия» (). Апостол утверждал, что его наставления и распоряжения исходят от Господа (), Сам Господь говорит его устами (ср.: ).

Не стоит обсуждать здесь, когда и как обрел Павел столь глубокое осознание своей силы, присущей всему его апостольскому служению (); но важно напомнить о поворотном событии его жизни, к которому он постоянно это служение возводит (). Сознавая силу своего призвания, Павел претендовал даже на то, что он может предавать анафеме любое благовествование, исходящее не от Господа (; ср.: ). То же можно сказать и о других учителях апостольского века (, ).

Послания Павла начали распространяться еще при жизни автора . Это видно, например, из апостольского распоряжения о том, что колоссянам и лаодикийцам следует обмениваться посланиями, может быть – в копиях (), а в Послании к Галатам он обращается к «церквам Галатийским» () и настаивает на том, чтобы Первое послание к Фессалоникийцам было прочитано «всем святым братиям» (). Из этого следует, что в то время, очевидно, уже существовало несколько «домашних церквей».

Авторы апостольских посланий убеждены в авторитетности своих слов, но не уверены в том, что их воспримут как неизменный постулат учения и руководства для обустройства христианской жизни. Они писали о насущных, с их точки зрения, проблемах, обращаясь как бы к своим непосредственным слушателям. Естественно, эти послания бережно сохраняли и многократно перечитывали и в тех общинах, которые были первыми их адресатами, и в других, куда доставляли копии этих ценных свидетельств апостольского века .

(4) С годами увеличивалось количество христианской литературы и расширялся регион ее распространения. Так, в конце I века по P. X. Климент Римскийобратился с посланием к Коринфской церкви, а в начале II века св. Игнатий, епископ Антиохии, на пути к своей мученической кончине в Риме разослал шесть коротких посланий различным церквам и одно – Поликарпу Смирнскому. В этой, а чаще – в более поздней христианской литературе II века мы встречаем знакомые нам рассуждения и фразы из апостольских посланий, цитируемых порой особенно выразительно. Каково бы ни было отношение ее авторов к этим апостольским документам, ясно одно – с самого начала те определяли их образ мыслей.

Особую значимость посланий апостолов, которые были соратниками Христа и создавали свои произведения так близко от времени Его земного служения, постоянно подчеркивали, а это способствовало вычленению и объединению этих документов в отдельный корпус писаний, который позволил надежно изолировать их от творений более поздних авторов. Например, послания Климента и Игнатия явно проникнуты духом после–апостольских времен. В них чувствуется некоторая авторитетность, но сознания апостольского приоритета здесь уже нет. Авторы постоянно ссылаются на глубоко почитаемых апостолов, как на столпов уже минувшего века (1 Клим 5:3–7:42:1 и далее; 47:1 и далее; Игнат Тралл 2:2; Магн 6:1:7:2:13:1). Вполне очевидно, что современники могли распознавать тон документов; да так оно и было. Поэтому одни стали идентифицировать как канонические, а другие относить ко все возрастающей группе патристической литературы.

(5) Во II веке выражением «Господь и апостолы» начиналось любое определение, касающееся вероучения или практических проблем. По всей вероятности, вначале местные церкви могли располагать лишь отдельными апостольскими посланиями и, может быть, одним–двумя Евангелиями. Но постепенно к формируемому собранию священных книг, куда входили Евангелия и Послания, добавили две другие – Деяния святых Апостолов и Откровение Апостола Иоанна Богослова. Каноничность первой доказывалась тем, что она продолжала более раннюю книгу евангелиста Луки ( и далее), а вторую причисляли к священным на том основании, что в ней провозглашалось благословение тем, кто читает, слушает и соблюдает «слова пророчества сего» ().

Именно такое публичное чтение христианских книг упоминал св. Иустин Мученик около 150 г. по P. X. Он пишет, что по воскресеньям на литургии принято читать воспоминания апостолов (т.е. Евангелия) или писания пророков (I Апол 47, 3). Таким образом, христианские общины приобретали обыкновение считать апостольские писания равнозначными, в определенном смысле, более ранним иудейским писаниям, и такая литургическая традиция, несомненно, неодинаковая в разных общинах, накладывала отпечаток на сознание древних христиан. Некоторые Евангелия и Послания стали воспринимать как достойные особого почитания и послушания .

(6) Во II и III веках появились переводы апостольских писаний на латынь и сирийский, а частично – и на коптские диалекты . Своим происхождением они, несомненно, обязаны богослужебным нуждам, поскольку за чтением небольших отрывков на греческом следовал их перевод на понятный язык. Вначале перевод был устным, но вскоре христиане получили и письменный. Собрание переведенных таким образом книг составляло корпус Св. Писания в данных регионах, хотя иногда туда включали книги, не признанные священными повсеместно. Например, в Сирийской и Армянской церквах в канон включалось Третье послание апостола Павла к Коринфянам (см. ниже, гл. IX. II).

Так, бок о бок со старым иудейским каноном, никоим образом не замещая его, сложился новый канон, христианский . История его формирования – не серия случайных событий, а длительный и последовательный процесс. Тогда стояла задача не просто собирать, но и отбирать, и даже отвергать. Канон Нового Завета принимали не индивидуальным или соборным волеизъявлением на заре христианской эры – отбор новозаветных книг происходил постепенно, в течение многих лет и под давлением различных обстоятельств, и внешних (см. гл. IV) по отношению к жизни общин, и внутренних (см. гл. XI. I). В разное время и в разных местах давали о себе знать, соответственно, разные факторы. Воздействие некоторых из них было постоянным, другие проявлялись лишь время от времени. Какие–то были местного масштаба, другие действовали всюду, где бы ни пускала корни .

Данные, подтверждающие вышеприведенные соображения, собраны в главах второй части. Это – свидетельства из писаний Отцов Церкви, характеризующие те этапы, которые прошел процесс канонизации. В раннем периоде, так называемом апостольском веке, обнаруживаются лишь свидетельства о том, что в различных местах существует одно из Евангелий или новозаветных Посланий. В жизни следующих христианских поколений постепенно из общей массы выделяются Евангелия и ряд посланий, приписываемых апостолу Павлу и другим руководителям апостольской Церкви. Наконец, после многих лет, в течение которых появлялись и исчезали книги местного или временного значения (см. гл. VII), впервые был поставлен вопрос о границах новозаветного канона – в Пасхальном послании Афанасия, епископа Александрийского, написанном в 368 г. Однако, как следует из наших дальнейших рассуждений, не все в Церкви были готовы принять канон в редакции Афанасия; в последующие века наблюдались незначительные колебания и на Востоке, и на Западе. Таков сюжет долгой и увлекательной истории о том, как формировался и признавался канон Нового Завета.

(Philadelfia, 1971). Обратим внимание и на выражение «памятовать слова Господа Иисуса» в и утверждение, что «сама рукопись (ιδιόχειρος) евангелиста благодатью Божьей до сих пор сохраняется в главной церкви Эфеса и почитаема верными» (Migne, Patmlogia Graeca, xviii. 517D; см. также Juan Leal, « El autograft) del IV Evangelio y la arqueologia», Estudios ecclesiasticos, xxxiv 1960., pp. 895–905, особенно 903–905). Об авторских рукописях новозаветных книг см. также Eberhard Nestle, Introduction to the Textual Criticism of the Greek New Testament, 2nd ed. (London, 1901), pp. 29–31, и фрагмент письма, приписываемого Клименту Александрийскому (см. pp. 132–133 внизу).

Помимо христианской литературы, созданной апостольскими Отцами и апологетами (которые рассматриваются в следующих главах), нельзя не заметить отголосков некоторых новозаветных книг в таких сборниках, как 3–я Книга Ездры и Завет двенадцати патриархов.

См. Paul Glaue, Die Vorlesung heiliger Schriften im Gottesdienste; 1 Teil, Bis zur Enstehung der altkatolischen Kirche (Berlin, 1907), и критический комментарий CR. Gregory «The Reading of Scripture in The Church in the Second Century»,American Journal of Theology, xiii (1908), pp. 86–91. (книга Adolph von Harnack Bible Reading in the Early Church (London, 1912) в основном посвящена практике индивидуального чтения Св. Писания).

Об истории создания этих переводов см. монографию автора The Early Versions of the New Testament, their Origin, Transmission, and Limitations (Oxford, 1977).

Как показал фон Гарнак (The Origin of the New Testament New York, 1925., p. 5), у Церкви было четыре варианта: а) включить в канон только ; б) расширить Ветхий Завет, в) исключить Ветхий Завет; г) сформировать новое каноническое собрание текстов.

Поиск: введите слово или словосочетание

Оценка

(5,00 из 5)
(5,00 из 5)
(5,00 из 5)
(5,00 из 5)
(5,00 из 5)
(5,00 из 5)
(5,00 из 5)
(5,00 из 5)
(5,00 из 5)
(5,00 из 5)

Обсудим статью в социальных сетях

Статистика

Информационная доска

— Ага! — Тибинг излучал энтузиазм. — Вот в чем кроется ирония! Вот что уязвляет христиан! Библия, как мы теперь знаем, была составлена из различных источников язычником, римским императором Константином Великим (с. 280).

Как Тибинг заявляет далее, Константину необходимо было создать «новую» для того, чтобы иметь письменное подтверждение своего представления о скорее божественной, нежели человеческой, природе Иисуса. Это и привело к формированию канона (собрания священных книг) Нового Завета и уничтожению других священных книг, не прошедших этот отбор:

— Константин понимал, что следует переписать эти исторические книги. Именно тогда и возник самый значимый момент в истории христианства… Константин финансировал написание новой Библии, куда не входили бы евангелия, говорившие о человеческих чертах , а включались те, где подчеркивалась божественная Его сущность. Все более ранние евангелия были объявлены вне закона, затем собраны и сожжены на кострах (с. 283).

Взгляд Тибинга на формирование этого канона с точки зрения теории заговора любопытен, но для историков, которым известно, как в действительности происходил процесс включения одних книг в Новый Завет и отказа от других, представляется скорее результатом вымысла, чем знакомства с реальными фактами. Историческая правда заключается в том, что император Константин не имел никакого отношения к формированию канона Священного Писания : он не выбирал, какие книги включать в него, а какие — нет, и он не приказывал уничтожать евангелия, не отнесенные к каноническим (не было никаких всеимперских сожжений книг). Формирование канона Нового Завета, напротив, было длительным и сложным процессом, который начался за столетия до Константина и не завершился после его . Насколько нам известно из исторических источников, император не был участником этого процесса.

В этой главе мы проследим этот процесс от начала до конца, чтобы понять, как в действительности сложился канон христианского Священного Писания, когда проходил этот процесс и кто принимал в нем участие.

Взгляд Лью Тибинга на формирование христианского канона абсолютно верен в одном: этот канон действительно не был просто ниспослан с неба вскоре после смерти . Сам Тибинг в одном из самых запоминающихся высказываний, адресованных Софи Невё, говорит об этом так:

Тибинг улыбнулся.

— …все, что вам надо о ней [Библии] знать, суммировал великий каноник, доктор теологических наук Мартин Перси. — Тут Тибинг откашлялся и процитировал: — «Библия не прислана к нам с небес по факсу».

— Простите, не поняла?

— Библия — это творение человека, моя дорогая, а вовсе не Бога. Библия не свалилась с небес нам на головы (с. 279).

Канон не явился христианам сразу в полном и законченном виде, он был результатом долгого процесса, в течение которого христиане внимательно рассматривали написанные книги и решали, какие следует включить в свой священный канон, а какие исключить из него. Это процесс занял многие годы — вернее, столетия. Решения (вопреки Тибин- гу) принимал не один человек, и даже не одна группа людей (например, церковный собор); они были результатом продолжительных и порой воинственных обсуждений, и споров. Этот процесс еще долго продолжался и после эпохи Константина, но начался он за столетия до нее.

Начало процесса включения книг в священный канон

Это может показаться странным в наши дни, но для религий Древнего мира было совсем не характерно неукоснительное следование священным книгам как руководствам в вопросах вероучения и религиозной практики. Помимо иудаизма, похоже, не было ни одной религии из множества распространенных на территории Римской , которая использовала бы книги подобным образом. Это не говорит о том, что в этих религиях не было вероучений или практик — они были, но не основывались на священных текстах, которые были бы признаны божественно данным сводом «правил». Даже такие основополагающие для культуры книги, как «Илиада» и «Одиссея» Гомера, не воспринимались подобным образом. В них видели то, чем они были на самом деле: собрание интересных историй, полных мифологических описаний богов. Но они не рассматривались как руководящие указания по поводу того, во что нужно верить и как следует себя вести.

Единственным исключением из этого правила — отсутствия у древних священных книг — был иудаизм. У иудеев был набор книг (канон), данный им, как они полагали, Богом, книг, объяснявших им, кто есть Бог, как он на протяжении истории взаимодействовал с людьми (иудеями) , как им следует почитать Бога и как жить вместе в общине. В дни Иисуса канон Священного Писания иудеев (которое христиане впоследствии назвали Ветхим Заветом) еще окончательно не оформился: у разных групп иудеев считались авторитетными разные книги. Но почти единодушно признавалось ядро — Тора (это древнееврейское слово означает «закон», «руководство»), включавшая в себя то, что ныне является первыми пятью книгами Ветхого Завета: Бытие, Исход, Левит, Числа, Второзаконие. Эти пять , иногда называемые Пятикнижием, всеми иудеями воспринимались как священное откровение, полученное от Бога.

В этих книгах можно найти повествования о том, как Бог создал этот мир, как Он призвал народ Израилев стать Его избранным народом, как он взаимодействовал с предками иудеев, патриархами и матриархами веры, включая Авраама, Сарру, Исаака, Ревекку, Иакова, Рахиль, Моисея и так далее. Что еще более важно, эти книги содержат законы, которые дал Моисею на горе Синай, законы, предписывающие, как следует иудеям почитать Бога, принося Ему жертвы в храме и соблюдая определенные правила, касающиеся пищи и праздников (в том числе Субботы), а также законы, регламентирующие их отношения между собой 1 .

При взгляде назад кажется почти неизбежным то, что у христиан впоследствии должен был сложиться канон Священного Писания, потому что начало христианству положил Иисус, иудейский вероучитель, который признавал иудейскую Тору, следовал ее обычаям, придерживался ее законов и истолковывал ее смысл своим ученикам. Этими учениками Иисуса, разумеется, были первые христиане, и, следовательно, с самого начала у христиан был священный канон, признаваемый ими богоданными книгами, — канон иудейского Священного Писания. Это делало их необычными для Римской империи, — где книги, как правило, имели совершенно другую функцию, — но не уникальными: признавая канон, христиане просто следовали за иудеями.

Но христиане оторвутся от своих иудейских корней, и когда они сделают это, то, естественно, начнут сами собирать священные тексты, которые впоследствии будут сокращены и включены в отдельный, исключительно христианский, канон Священного Писания, который станет известен как Новый Завет 2 .

Иисус из Назарета начал свою пастырскую деятельность, по-видимому, в 20-е годы н.э. Он был казнен римлянами, очевидно, около 30 года н.э. Первая христианская книга была написана вскоре после этого. Самое раннее писание первых христиан (около 50-60 гг. н.э.), дошедшее до нас, принадлежит перу апостола Павла. Евангелия Нового Завета — самые ранние из сохранившихся жизнеописаний Христа, написанные, возможно, между 70 и 95 годами н.э. Остальные книги Нового Завета написаны приблизительно в это же время; вероятно, последней из них было Второе послание Петра (не ранее 120 года н.э.). Следовательно, книги Нового Завета, так же как и некоторые другие произведения ранних христиан, не вошедшие в Новый Завет, были созданы приблизительно между 50 и 120 годами н.э.

Похоже, что уже в этот период христиане начали воспринимать некоторые явно христианские авторитетные как равноценные книгам иудейской Библии. Свидетельства тому можно найти в некоторых текстах самого Нового Завета. Во-первых, существуют предположения о том, что начиная с самых ранних пор слова и проповеди Иисуса считались не менее авторитетными, чем тексты Священного Писания. Возможно, такому их восприятию способствовал сам Иисус манерой своей проповеди. В соответствии с некоторыми из самых ранних наших свидетельств, такими как Евангелие от Матфея, когда Иисус толкует Закон Моисея, он сопровождает каждую из заповедей своими поучениями*. Моисей, например, говорит: «Не убий». Иисус интерпретирует это так: «Даже не гневайся на другого». Моисей наказывает: « ». Иисус добавляет: «Не прелюбодействуй с женщиной даже в сердце своем». Моисей требует: «Не произноси ложной клятвы». Иисус еще более непреклонен: «Не клянись вовсе!». Собственные интерпретации Иисуса воспринимались Его учениками с не меньшим почтением, чем заповеди самого Моисея (см. Мтф 5:21-48).

Еще одно свидетельство тому можно найти в более поздний период Нового Завета. В Первом послании к Тимофею, якобы принадлежащем руке апостола Павла (многие ученые считают, что оно написано поздним последователем Павла от его имени), автор велит своим христианским читателям оказывать почести пресвитерам, а затем цитирует «Писание», чтобы подкрепить свои слова (1 Тим 5:18) 4 . Интересно то, что цитирует он два отрывка: один из Закона Моисея, а второй — слова самого Христа («Трудящийся достоин награды за труды свои» — см. Л к 10:7). Здесь слова Христа и строки Писания равнозначны.

То же мы находим и в писаниях Его последователей. Самым поздним по времени написания, как я уже отмечал, в Новом Завете было Второе послание Петра. Довольно интересно то, что его автор (который тоже явно выступал под псевдонимом, поскольку сам Петр умер задолго до того как оно было написано) говорит о ложных учителях, которые извращают «послания Павла», «как и прочие Писания» (2 Пет 3:16). Таким образом очевидно, что этот неизвестный христианский автор воспринимает послания Павла как «Писание».

По моему мнению, в конце первого — начале второго столетия, за сотни лет до Константина, христиане уже воспринимали некоторые книги как канонические и выбирали книги, которые следует включить в этот канон.

Мотивации отбора книг для библии

Какие силы подталкивали процесс принятия определенной группы книг в качестве авторитетных канонических источников? Как можно видеть из цитат, приведенных выше, христиане начинали привыкать к цитированию определенных текстов для установления как принципов веры, так и норм общежития. После того как Иисус умер и не мог больше наставлять апостолов, появилась потребность в собрании Его изречений для потомства, а когда и сами апостолы начали умирать, понадобилось собрать и их писания — как хранилище истинных учений, которым нужно было следовать.

Это было особенно трудной задачей из-за поразительной , которая начала проявляться в первом столетии, но с несомненной очевидностью обнаружилась во втором столетии. в современном мире кажется нам в высшей степени многообразным, и это верно, учитывая широкий спектр интерпретаций вероучения, распространенных среди тех, кто называет себя последователями Христа. Достаточно вспомнить о различиях между католиками и баптистами, последователями греческой православной церкви и мормонами, Свидетелями Иеговы и сторонниками епископальной церкви. Какими бы значительными ни были различия между христианскими группами в наши дни, они меркнут в сравнении с известными нам различиями христианских групп в церкви первых веков.

Только во втором столетии, например, нам известны люди, объявлявшие себя последователями истинного учения Христа и при этом верившие в такие вещи, которые поразили бы большинство современных христиан своей крайней нелепостью. Были, конечно, и христиане, верившие в одного Бога, но другие говорили, что Бога два (Бог Ветхого Завета и Бог Иисуса), третьи же и так далее утверждали, что богов 12, или 30, или 365! Были христиане, считавшие, что этот мир был создан одним истинным Богом, но другие утверждали, что он создан второстепенным божеством; третьи же приписывали его создание и вовсе некому порождению злых сил. Были христиане, видевшие в Христе одновременно и «вполне» человека, и «вполне» Бога; другая группа, как уже говорилось, возражала, что Он настолько человечен, что не может быть божествен, третья же — что Он «вполне» божествен, и потому не может быть человеком, а четвертые различали в Нем два разных существа — человека Иисуса и Бога Христа. Были христиане, верившие, что через смерть Иисуса спасется этот мир; другие уверяли, что смерть Иисуса не имеет никакого отношения к спасению этого мира; еще одна группа утверждала, что Иисус вообще не умирал.

Как я отмечал ранее, эти различные христианские группы — особенно те, которые исповедовали наиболее странные из этих учений, — не могли просто взять и свериться со своим Новым Заветом, чтобы понять, кто прав, а кто нет, потому что Нового Завета не было.

У каждой из этих групп были священные книги, которые, как они утверждали, остались от апостолов Иисуса, — евангелия, деяния, послания, откровения, — и каждая группа настаивала на том, чтобы именно эти книги стали для остальных христиан, желавших знать, во что верить и как жить, непререкаемым письменным авторитетом. Борьба за Священное Писание была настоящей битвой — затяжным конфликтом между соперничающими группами христиан, вознамерившимися определить характер христианства на все грядущие века. Лишь одна группа победила в этой ; именно эта группа установила (на Никейском соборе), каким должен быть христианский веры, и решила, какие книги следует включить в канон Священного Писания. Вопреки тому, что говорил Лью Тибинг, это решение не было следствием усилий императора Константина. Оно было следствием усилий христианских лидеров — тех, которые победили в этом раннем споре о христианском вероучении и религиозной практике 5 .

Серанион и Евангелие от Петра

Мы можем получить представление о том, как происходил этот процесс, познакомившись с сюжетом, рассказанным Евсевием, «отцом церковной истории», с которым мы уже встречались в одной из предыдущих глав. Евсевий, как отмечалось там, написал десятитомную историю христианской Церкви, охватывавшую период от дней Христа до времени, в которое жил сам Евсевий (эпохи Константина). В этих книгах он много говорит о ранних христианах и их конфликтах, включая споры по поводу вопросов вероучения и канона Священного Писания. Одна из таких историй проливает свет на процесс формирования канона писания в целом.

В главе 3 я рассматривал одно из самых ранних дошедших до нас евангелий — Евангелие Петра. Еще до открытия этого евангелия в 1886 году о его существовании было известно из «Церковной истории» Евсевия. Евсевий сообщает о когда-то знаменитом епископе Антиохийском Сера- пионе, жившем во второй половине второго века. Под юрисдикцией Серапиона находились церкви по всей Сирии, и время от времени он совершал пастырские инспекционные объезды. Однажды он посетил церковь в деревне Росс и узнал, что тамошние христиане в своих церковных службах используют евангелие, написанное Петром. Серапиона это ничуть не смутило: если апостол Петр написал евангелие, оно несомненно приемлемо для чтения в церкви. Но когда он вернулся в Антиохию из своего путешествия, некие информаторы сообщили ему, что так называемое Евангелие Петра содержит ложное учение. Более того, они утверждали, что это докетское евангелие, в котором Христос изображается не вполне человеком (см. наши предыдущие рассуждения о докетизме).

Узнав об этом, Серапион приобрел экземпляр этой книги и, прочитав ее, действительно встретил несколько пассажей, которые можно было истолковать в докетском смысле. Он написал небольшой памфлет «По поводу так называемого Евангелия Петра» и отправил его христианам Росса, сопроводив приказанием не использовать больше эту книгу в церковных службах общины.

Эта интересная история наглядно показывает, как христиане принимали решения о том, следует или нет воспринимать книгу как часть Священного Писания и приемлема ли она для использования церковью в качестве наставления и руководства. И христиане Росса, и Серапион были согласны в том, что апостольская книга — то есть написанная одним из ближайших учеников Христа (или, по меньшей мере, одним из спутников Его учеников) — приемлема. Но помимо этого книга должна была быть «ортодоксальной», то есть содержать верное толкование учения Христа. Книга, не соответствовавшая этому требованию, была явно не апостольской, поскольку сами апостолы, как считалось, могли передавать только истинные описание Христа и значение его учения. С точки зрения Серапиона, так называемое Евангелие Петра было не ортодоксальным; таким образом, оно не могло быть написано Петром. По этой причине его не следовало использовать в христианских богослужениях. Иными словами, его следовало исключить из канона.

Все это происходило за 150 лет до Константина.

Ириней и Четвероевангелие

Но соответствует ли правде то, что именно Константин ответствен за принятие окончательного решения о включении в Новый Завет четырех Евангелий, как утверждает Ли Тибинг? Действительно ли в начале четвертого века были широко распространены различные евангелия, из которых Константин выбрал четыре для включения в канон Священного Писания?

Сегодня на очереди у нас Новый Завет. Тогда начинаем его рассматривать.

Толкование Нового Завета

Название “Новый Завет” происходит от латинского названия “Новум Тестаметум”, что в свою очередь является переводом с греческого “Хе каине Диатеке”.

Греческий термин использовался больше в значении как «последняя воля или завещание». Так как именно «завещание» является самым лучшим образцом данного документа, было употреблено латинское слово “Тестаментум”, что в русском переводе – «Завет».

Завет – это договор, который включает в себя две действующий стороны. Завет обязывает выполнять обещанное обоим сторонам, без права на ошибку.

Примером такого завета есть место в Писании, где описывается принятие закона народом Израиля на горе Синая. Из этого следует, что Новый Завет является описанием нового договора Бога с людьми, через Иисуса Христа. Господь Бог выдвигает условия, которые человек может принять или отвергнуть, но не может влиять на их изменения.

В то время, когда человек принимает условия завета, то вместе с Богом они обязаны исполнить все требования согласно заключенному “контракту”.

Бог нам предоставляет выбор. Отпускает в свободное плавание. Но при этом всегда протягивает руку помощи

“Новый Завет воплощает откровение святости Бога в совершенно праведном Сыне, Который дает тем, кто примет это откровение, власть быть сынами Божьими через то, что Он их делает праведными” (Иоан.1:12 ).

Завет состоит из 27 частей , написанных девятью разными авторами . Эти документы были написаны на протяжении 50 лет, вероятно, между 45 – м и 100 – м г.н.э.

В московской студии нашего телеканала - беседа с преподавателем Московской духовной академии, благочинным храмов Троицкого благочиния северо-восточного викариатства протоиереем Георгием Климовым.

(Расшифровка выполнена с минимальным редактированием устной речи)

Тема сегодняшней передачи - канон Священного Писания Нового Завета. Расскажите, пожалуйста, что значит понятие канона Нового Завета, как оно сформировалось и каково его значение.

Если мы говорим о каноне Священного Писания Нового Завета и пытаемся представить, что это, то проще всего сказать: это тот сборник, который мы традиционно называем Новый Завет - собрание апостольских писаний в количестве двадцати семи книг, которое условно можно поделить по тематике на книги законоположительные (четыре Евангелия), книгу историческую (Книга деяний), книги учительные, и есть одна пророческая книга - Апокалипсис, или Откровение Иоанна Богослова. Но если мы говорим о таком понятии, как канон, и задаемся вопросом, что это значит, то здесь, может быть, можно скользнуть по истории.

Вообще-то греческое слово «канон» обозначает «правило, эталон». Соответственно, если Церковь называет этот сборник каноном, то встает вопрос: это канон чего? В данном случае обращаясь, можно сказать, уже ко времени формирования канона (это вторая половина четвертого столетия), мы найдем, например, у святителя Афанасия Великого такие слова относительно того, что из себя представляет этот сборник. В одном из своих пасхальных посланий, обращаясь к пастве, святой отец говорит: «Вот источники воды живой, жаждущий приходи и пей». А дальше добавляет: «Пусть никто к этим книгам ничего не прибавит и да не убавит. Сделавшему так да будет анафема».

И подобные слова практически через сорок лет (может быть, чуть поменьше) повторяет святитель Иоанн Златоуст. То есть для них понятно, что этот сборник - определенный эталон, эталон учения о спасении. Святитель Иоанн Златоуст, рассуждая о том, что это действительно эталон того, как нам спасаться, говорит: мы не можем изменить меру длины, объема, веса и так далее, то есть, изменив эталон, мы изменим представление о мире; то же самое мы не можем сделать и с каноном священных книг. Добавив что-то или убавив, мы исказим то истинное, верное и, можно сказать, спасительное учение о вечной жизни, которое нам дает Святая Церковь.

Однако, наверное, говоря о том, как формировался канон, мы вынуждены будем сказать, что достаточно много времени потребовалось, чтобы канон был сформирован, или закрыт, как говорят библеисты. Естественно, он начал формироваться в то время, когда апостолы писали свои Евангелия, послания, письма, как их иногда называют (это вторая половина первого столетия). Традиционно говорится о том, что, возможно, первой книгой явилось Евангелие от Матфея. По Евсевию Кесарийскому (Евсевий Памфил, епископ Кесарийский), найдем это утверждение в его «Церковной истории», а он иногда называется отцом церковной истории. Он говорит, что Матфей написал свое Евангелие в восьмой год по Вознесении. То есть это где-то сороковые годы, начало сороковых. А последними книгами Нового Завета из этих двадцати семи, конечно, считаются традиционно Евангелие от Иоанна и три послания. Это рубеж: 98 - 102 годы по Рождестве Христовом. Вот, по сути дела, время, когда писались книги и, соответственно, начал формироваться канон.

Потом проходит эпоха мужей апостольских, потом - эпоха так называемых апологетов, которые достаточно обильно начинают цитировать нам книги святых апостолов, ссылаться на них, утверждать, что в разных Поместных Церквях эти книги знают, почитают именно как богодухновенные, почти что наравне с библейскими книгами Ветхого Завета. Ну а последний этап - это, конечно, уже вторая половина IV века, которая, мы сказали, является временем так называемого закрытия канона. Тогда представители различных Поместных Церквей (в данном случае Афанасий Великий от Александрийской Церкви, такие святые, как блаженный Иероним и блаженный Августин - от Западной Церкви, потом, если мы возьмем отцов-каппадокийцев, - святители Василий Великий, Григорий Богослов (Каппадокийская Церковь), и можно здесь сослаться на так называемый Лаодикийский Поместный Собор, который состоялся около 363 года) - все они именно в количестве 27 книг перечисляют их именно как книги богодухновенные, несомненно апостольские, иными словами - свидетельствуя о том, что Церковь во второй половине четвертого столетия тот сборник, который мы называем традиционно Новым Заветом, уже имеет.

Но если вдаваться, может быть, более глубоко в причины, по которым канон был сформирован, то, естественно, причины эти достаточно серьезны. Как это часто бывает в истории Церкви, когда жизнь, существование верующих или самой Церкви уже встает между вопросом «быть или не быть», святые церковные учители, религиозные вожди встают на защиту Церкви. Нечто подобное произошло, в общем-то, и с формированием канона. Дело в том, что начиная где-то со второй половины второго столетия (это уже эпоха церковных апологетов) мы видим, что в жизни Церкви происходят серьезные подвижки.

Подвижки, конечно, положительные, когда Церковь начинает победоносное шествие по вселенной, когда уже не только, что ли, низшие слои общества приходят ко Христу (рабы, вольноотпущенные), но, можно сказать, и люди из высших классов и сословий принимают христианство. В языческом мире, по сути дела, приходит осознание того, что наступают последние времена язычества. Язычество встает на защиту веры отцов. А как это сделать? Ну, здесь, конечно, всеми правдами и неправдами язычество пыталось защитить свою веру, но часто это было связано именно с прямым обвинением, с хулением Церкви Христовой.

Конечно, Церковь начинает осознанно понимать, что если на данный момент не иметь под рукой чего-то, сославшись на что, можно будет сказать: то, в чем нас обвиняют, не наше, вот наше учение, - тогда, можно сказать, этот бой будет проигран. И тогда Церковь озаботилась именно тем, чтобы собрать в единый священный каталог те книги, которые подлинно принадлежат апостолам, являются подлинно богодухновенными. То есть это как раз где-то рубеж II и III веков.

И здесь Церковь тоже уже начинает видеть необходимость отгородиться, отмежеваться от гностиков и от их так называемых апокрифов. И она начинает формировать канон. То есть, по сути дела, само ядро канона как таковое мы имеем в недрах Церкви Христовой уже в первой половине третьего столетия. Это уже примерно двадцать две книги, ну и свидетельства об этом мы находим у таких апологетов, как Тертуллиан, священномученик Ириней Лионский, чуть попозже это будет уже Ориген. То есть в данном случае действительно третий век в этом смысле был самым плодотворным.

Несколько вопросов касательно того, что было сказано выше. Первый: что такое богодухновенность Священного Писания?

Вообще надо сказать, что это очень серьезный вопрос. Если, допустим, посмотреть православную энциклопедию (статью «Богодухновенность»), то мы, прочитав там много, в конце увидим приписку, что это учение, которое имеют и католики, и протестанты, и православные его придерживаются, но как такового православного учения о богодухновенности Церковь не имеет. И вот здесь встает вопрос: почему? Не имеет не определения богодухновенности, а именно учения как такового. И мне кажется, что здесь можно рассуждать о том, что вообще Священное Писание (мы ведь не случайно его называем словом Божиим) как слово Живого Бога несет на себе, конечно, божественную печать. Одним из божественных свойств является невозможность до конца постигнуть Бога - Такой, Какой Он есть для человека.

И конечно, это свойство лежит и на слове Божием, на Священном Писании, на книгах Нового Завета, о которых мы сегодня с вами говорим. Поэтому здесь мы вынуждены говорить о том, что чтение Священного Писания как таковое - это своего рода таинство, то есть подобно тому, как, участвуя в таинствах церковных, мы знаем, верим, что в них действует благодать, но сам механизм не можем описать, нечто подобное происходит и с чтением Священного Писания. Человек, ищущий спасения, жаждущий спасения, молящий Господа о том, чтобы Он ему открыл путь ко спасению, читающий Писание, постигает действительно то учение, которое ему необходимо. Но это вообще.

А если говорить о богодухновенности как о свойстве Священного Писания, то, пожалуй, здесь рабочим определением можно обозначить следующее: богодухновенность - это особое воздействие Бога Духа Святого, поэтому термин правильно произносится «богодухновенность», а не «вдохновенность». Точнее первое. Это особое воздействие Духа Святого на пророка или апостола (мы говорим о Новом Завете - на апостола), при котором воздействие апостола, сохраняя свои личные свойства, становится орудием Божественного откровения, которое дается апостолу именно в целях, чтобы он раскрыл учение о спасении верующему человеку. И мы с вами, пожалуй, в этом определении можем найти два очень важных аспекта.

Во-первых, это воздействие Бога Духа Святого на апостолов. А кто такой апостол? Вообще если говорить о книгах Нового Завета, - что это за книги, чем они отличаются от книг Ветхого Завета? Традиционно мы говорим: это книги, которые написаны после Рождества Христова, но мне кажется, это не совсем верно или корректно. Книги Нового Завета - это книги, написанные апостолами после Святой Пятидесятницы. То есть когда они уже стали храмами для Бога Духа Святого, в этом состоянии они пишут эти книги.

То есть они соредакторы Богу Духу Святому, с одной стороны. Но с другой стороны, смотрите, мы говорим, что они сохраняют свои личные свойства, способности, может быть, даже черты характера. Пожалуй, самое важное здесь - что они не теряют дар свободной воли. То есть не впадают в транс, не становятся в механическом, что ли, смысле тростью в руке книжника скорописца, как мы читаем в Писании. Нет. Они при свободном волеизъявлении свою волю соподчиняют воле Божественной, открывают нам, как нам необходимо спасаться. То есть здесь тоже очень важный момент: конечно, Бог всеведущ, Он знает все. Естественно, Он и человеку может открыть совершенно все тайны - и микромира, и макромира, но апостолы записывают только то, что нам необходимо знать для спасения.

И вот сказав об этом, пожалуй, мы можем пойти в своих выводах и дальше, ответить на вопрос, почему так много иногда обвиняют Церковь в том, что апостолы не написали в своих писаниях. Ведь они (или пророки в книгах Ветхого Завета) могли бы, например, написать о параллельных мирах, о тайнах микромира и так далее. Но мы говорим: все, что нам необходимо знать для спасения, открыто в Священном Писании. Все, без чего мы можем обойтись или, более того, что затруднит нас (в силу того, что мы будем только тратить время на то), апостолы опускают.

Я приведу здесь понятный пример, чтобы было ясно, что я имею в виду. Если мы обращаемся к евангельской истории, то видим, что евангельские повествования нам не говорят ничего о самом большом промежутке времени в жизни нашего Господа. То есть, по Евангелию от Матфея, мы находим свидетельства (это концовка второй главы), что Христос возвращается из Египта младенцем, «отрочати», то есть праведный Иосиф возвращается из Египта и поселяется в Назарете. То есть Христос младенец. А дальше в этом же Евангелии в следующем стихе (начало третьей главы) говорится о том, что Иоанн приходит на берега Иордана и крестит Христа. То есть Христу уже тридцать лет. Промежуток времени как минимум в 25-26 лет из жизни нашего Спасителя для нас полностью закрыт, за исключением одного события, когда Христу 12 лет (Евангелие от Луки, вторая глава), - помните события, где Христос теряется, Божия Матерь теряет Его и потом находит в Иерусалимском храме? Вот, пожалуй, все.

Так можно, пожалуй, задать любопытный вопрос: а где же повествование о самом большом промежутке времени в жизни нашего Господа? Здесь мы так и говорим: поскольку апостолы ничего нам об этом не написали, значит, наше спасение не зависит от нашего знания или незнания того, что было в это время со Христом. Может быть, конечно, это звучит даже как-то жестоко на первый взгляд, но с другой стороны, ведь Церковь говорит о том, что нам для спасения выделена минутка в минутку, мгновение в мгновение, и тратить время на то, без чего мы можем спастись, нам, конечно, не следует.

Вы говорили, что даже какие-то черты характера и свободная воля остались в апостолах. Можно ли видеть в их творениях (Евангелиях, посланиях) как раз проявления их характеров, есть ли какие-то примеры?

Мне кажется, мы можем видеть. И здесь как раз такими как бы прямыми свидетельствами (при разборе особенно это видно, к примеру, при Четвероевангелии, когда мы имеем возможность сличать одно с другим), конечно, сами по себе особенности каждого Евангелия выражают, можно сказать, явные мироощущения. Допустим, Матфей, который пишет для иерусалимской общины, поскольку он и сам возрастал в этом мироощущении необходимости исполнения ветхозаветного законодательства, очень обильно цитирует ветхозаветных пророков. Он явно дает своему читателю понятия о числовой символике, например в родословной нашего Господа. То есть все это видно.

Евангелист Марк, который пишет для римской общины, часто употребляет в своем Евангелии латинские термины, то есть слова латинского происхождения. Если мы обращаемся к Преданию Церкви и говорим, что за евангелистом Марком стоит авторитет апостола Петра (действительно, в лице древнейших свидетельств или свидетелей, таких как Папий Иерапольский, год его кончины 165-й, Иустин Мученик, священномученик Ириней Лионский), мы находим, что Марк писал свое Евангелие по благословению Петра; в Евангелии от Марка мы, например, найдем обильные проявления черт характера апостола Петра, они налицо. Апостол Петр - эмоциональный, простой, может быть, не книжный, но очень внимательный человек. И в Евангелии от Марка мы находим, при всей краткости этого Евангелия, например, удивительные описания чудес, очень колоритные.

Например, вспомним исцеление глухого косноязычного, как его дает нам Евангелие от Марка. В отличие от Матфея и Луки, которые, говоря о подобных исцелениях, просто скажут: исцеляет его или возлагает руку, - Марк будет описывать: вот, Христос берет этого человека, выводит за пределы селения, плюет на землю, делает дуновение, помазывает ему глаза, смотрит на небо, произносит: «Еффафа» (что значит «отверзь»)… Это все в каком-то смысле эмоции апостола Петра. Если говорим о Луке - конечно, в пример здесь чаще всего приводим образованность евангелиста Луки. Это налицо, потому что язык, которым написано Евангелие от Луки, - это, по канонам, допустим, мировой художественной литературы однозначно шедевр. Но апостол Павел, например, называет Луку «возлюбленным врачом», и в третьем Евангелии мы найдем медицинские термины, которых нет ни у Матфея, ни у Марка в подобных описательных событиях. Например, исцеление тещи Петровой. Матфей и Марк используют термин, который, в общем-то, на славянский и русский переведен как «горячка», а Лука поставит термин, который имеет точное медицинское название - тропическая лихорадка. Все это накладывает отпечаток, все это видится, в принципе.

Но говоря об этих проявлениях черт характера, образованности, может быть, каких-то личных свойствах, связанных с миросозерцанием или мироощущением, мы невольно не можем не прийти к другому моменту, который тоже, наверное, очень тесно сопряжен с понятием богодухновенности. Если мы посмотрим, сравнивая чудеса, которые есть у всех троих, или повествования, то вынуждены будем констатировать, что они не везде сходятся. Классический пример, о котором, я думаю, знают наши зрители, - это гадаринский бесноватый. Матфей описывает двух бесноватых в Гадаринской стороне, а Марк и Лука скажут об одном.

Конечно, толкователи давно уже за нас все разложили, согласовали, говоря о том, что Матфей говорит о двух, поскольку их действительно было двое, а Марк и Лука упоминают об одном, потому что он был особо лютый. Но по факту, если смотреть непредвзято, Марк говорит об одном, Лука об одном, а Матфей - о двух. Кто из них прав, кто виноват, кто ошибается? Или еще один классический пример, когда Матфей с Марком описывают пребывание Господа на кресте и говорят, что оба разбойника глумились над Ним и издевались, а Лука говорит, что один покаялся, исповедовал Его Сыном Божиим, признал Его праведником и даже услышал от Господа эти величайшие обетования: «Днесь со Мною будеши в раи».

Итак, если Лука (а Луке мы здесь можем отдать предпочтение) в начале своего Евангелия говорит, что он все записывает по тщательным исследованиям по порядку (посмотрите, первая глава, третий стих), то получается, что Матфей и Марк ошибаются, и вопрос непогрешимости Священного Писания здесь встает во всей своей «красоте». Что с этим делать? Мы должны признать, что Матфей и Марк ошибаются? А если ошибаются, они грешат. А если грешат, тогда Священное Писание погрешимо. Тогда мы ставим вопрос: в каком смысле Священное Писание непогрешимо? А оно непогрешимо именно в плане того, что доносит до нас в полноте, в совершенстве, в полной объективности то учение о спасении, которое нам необходимо.

Но вопрос о том, как все-таки быть с несогласиями евангелистов, конечно, в свое время ставили и известнейшие наши церковные учители. Среди них, конечно, был святитель Иоанн Златоуст. Здесь он рассуждает примерно таким образом (буду цитировать на память): «Если бы евангелисты абсолютно совпадали между собой по всем мелочам (а мы скажем - по частностям) , то тогда бы у врагов Церкви, бесспорно, возникло мнение, что эти Евангелия были написаны евангелистами сошедшись и сговорившись». То есть они пришли в один кабинет и решили: один пишет иерусалимской общине, другой - римской, а Лука пишет антиохийской.

- То есть это как раз говорит о том, что они подлинные, именно разночтения говорят о подлинности.

Совершенно верно. Златоуст дальше продолжает: «Но поскольку эти Евангелия расходятся по мелочам, по частностям, все это блистательно свидетельствует в пользу самостоятельности писавших». А что это значит? Сам Христос в Евангелии от Иоанна говорит, что истина свидетельствуется при двух или трех свидетелях. Если свидетель один, то достоверности нет. А как тогда поверить, что была евангельская история? «А теперь, -говорит Златоуст, - все блистательно свидетельствует».

И здесь мы как раз подходим к удивительному свойству Священного Писания, или, лучше сказать, к премудрости Божественной, потому что налицо такой момент: Бог - Дух Святой Своим всемогуществом это немощное человеческое заставляет работать на утверждение, подтверждение истинности учения о спасении, которое мы имеем. И лучше этим термином, конечно, не злоупотреблять, но иногда библеисты говорят о таком свойстве Священного Писания (мы сейчас о нем рассуждали), как богочеловечность Священного Писания. Но термин не очень корректный, поскольку Богочеловек у нас один - наш Господь Иисус Христос. Есть еще так называемый динамический метод богодухновенности - когда священный писатель в соавторстве с Богом Духом Святым, не теряя дара своей свободной воли, дает нам очень ценное откровение о нашем спасении.

Есть различные примеры. В средствах массовой информации часто говорится, что нашли какие-то списки, свитки, которые так или иначе опровергают Священное Писание. Всячески пытаются доказать, что Христос жил, может быть, не в Свое время или это выдумка более позднего времени. Скажите, пожалуйста, сохранились ли какие-то памятники канона со Священного Писания Нового Завета с древнейших времен, где они хранятся?

Да, памятники древнехристианской письменности касательны именно священных новозаветных текстов. Если мы говорим об этом, то да, это вообще целая отрасль библеистики, это текстология, которая имеет свои определенные цели как наука. Но если мы говорим о древности списков новозаветных книг, то, конечно, на данный момент самым древним считается список - отрывок Евангелия от Иоанна - папирус, датируемый где-то сто двадцатыми годами по Рождестве Христовом. Древнее нет ничего. Конечно, есть гипотезы, выдвигающие тексты, папирусы, которые можно было бы датировать семидесятыми, восьмидесятыми годами, но это пока что еще не общее достояние библейской науки. А если мы говорим уже о всеобщей распространенности новозаветных сборников как таковых, то, конечно, это уже вторая половина II века, а лучше, надежнее сказать - начало III века. Раньше, в принципе, нет ничего.

Иногда, конечно, наши «доброжелатели» говорят: «Посмотрите, сто двадцатые годы, а Христос-то жил когда?» То есть понятно, что эта разница в десятках лет, может быть, и ставит под вопрос историчность всего того, что описывают евангелисты. Но мне кажется, это очень предвзятое отношение именно к христианской Церкви и к памятникам древнехристианской письменности. Ни у кого, например, не вызывает сомнений тот факт, что жил когда-то Гомер, что из-под его руки вышли тексты - «Одиссея» или «Илиада». Но если вы обратитесь, например, к самым древним спискам с этих произведений, то они будут датированы VII или VIII веком по Рождестве Христовом. Но мы не сомневаемся. А тут почему-то несколько десятков лет - и сомнения. То есть в данном случае мы, как верующие люди, конечно, принимаем учение Церкви о том, что все было вот так и больше никак.

Знаете, мы говорим о богодухновенности книг Священного Писания (в данном случае Нового Завета) и должны, наверное, сказать еще вот о чем. В свое время это, можно сказать, очень четко и прекрасно обозначил один из выдающихся современных богословов - священномученик Иларион Троицкий (Иларион, архиепископ Верейский). Он был, как известно, и преподавателем кафедры библеистики Нового Завета Московской духовной академии, ему принадлежат прекрасные труды о взаимосвязи между собой Церкви, церковного Предания и Священного Писания.

И вот в этих работах священномученик Иларион проводит очень важную мысль, которой мы, как верующие Православной Церкви, конечно, должны держаться. Он говорит (представляете как?), что Священное Писание есть собственность Церкви, есть достояние, имущество Церкви. Церковь для себя создавала тексты Священного Писания, для научения своих верных чад спасению. Поэтому (дальше мы выходим на очень важное положение) Священное Писание можно правильно понять только в Церкви Христовой. Здесь ни второго, ни третьего не дано. Если кто-то, находящийся за пределами Церкви Христовой, Православной Церкви, носительницы истинного учения, пытается рассуждать о том, как, кто, где, когда написал, не руководствуясь, не вдохновляясь в хорошем смысле слова церковным Преданием, то должны ли мы на это обращать внимание?

А вот здесь мы как раз вскрываем и еще очень важный аспект, по сути дела. Если мы говорим, что книги в данном случае (опять же, скажем, Нового Завета) были написаны в состоянии богодухновенности святыми авторами, то какие критерии того, что мы можем правильно понять то, что они написали? Если текст богодухновенный. У нас есть только одна возможность правильно понять - если мы находимся в том же Духе, что и писавшие эти тексты. Но кто из нас может сказать, что мы находимся в том же Духе? Этого нам не дано.

Тогда что нам делать, как нам быть? А здесь, конечно, Церковь нам и говорит, что любой священный богодухновенный текст мы можем понять правильно, но с помощью того, кто его объяснил - из тех церковных учителей, которые достигли, стяжали того же Духа, что и святые апостолы. Это наши церковные учители, например святитель Иоанн Златоуст, святитель Василий Великий, которые объясняют нам эти тексты. Поэтому здесь мы как раз и говорим, что, обращаясь к попытке правильно понять богодухновенный текст, никогда не поленись обратиться к тому, кто этим же самым Духом его правильно понял, прочитал и нам это оставил. Нельзя этим пренебрегать.

- То есть очень важно к ним обращаться.

Время формирования канона, как мы уже выяснили, достаточно продолжительное. Как мы знаем, были и другие книги, которые назывались апокрифами. Что такое апокрифы? Мы знаем, что есть и апокрифические евангелия. Например, в книге Дэна Брауна тоже говорится об этом…

Да, есть целая отрасль, занимающаяся изучением этих книг. Вообще если говорить о термине «апокриф», то он переводится как «утаенный», «скрытый». Вообще это, конечно, нейтральный, как обычно, термин, которым, как мы понимаем, наверное, в самые первые десятилетия, когда появляются апостольские книги, христианами могли обозначаться и они, апостольские писания, - как апокрифы, то есть хранимые в тайне от всех, не показываемые другим.

Но мы, опять же, должны сказать, что с течением времени, где-то начиная с середины второго столетия, когда начинается расцвет гностицизма (а гностики, как известно, уже в контексте рассуждений об апокрифах, начинают кичиться какими-то своими особыми, скрытыми знаниями, когда начинается эта эзотерика, и верным, а лучше сказать - верующим, начинают говорить, что если они не будут иметь доступа к их особым тайнам, то не смогут спастись, поскольку Евангелие, послания - это все для простецов, просто будоражащие умы и не более того, и начинают свои писания выдавать за апостольские или превратно толковать), Церковь здесь этому термину «апокриф» начинает усваивать, соответственно, негативное значение.

И вот дальше мы должны обозначить самое важное, принципиальное отличие апокрифа от подлинной апостольской новозаветной книги, как бы мы сказали. Мне кажется, здесь мы можем рассуждать по двум критериям - догматическому и историческому. Апокриф - это книга, написанная кем угодно, но только не апостолом. Это первый момент. А с исторической точки зрения (или догматической тоже) мы можем сказать, что апокриф ничего к учению о спасении добавить не может. Более того, он это учение обязательно искажает. Хотя в Церкви Христовой есть апокрифы, к которым Церковь относится достаточно спокойно, то есть это книги, которые вполне могли быть вписаны в благочестивое раскрытие учения о спасении.

Одна из немногих таких апокрифических книг - это Протоевангелие Иакова. Но с другой стороны, даже читая эту книгу, мы невольно все равно сталкиваемся с такими описаниями, которые не совсем могут быть вписаны в парадигму учения о чудесах Христовых. То есть когда говорится о том, что Христос, будучи отроком, допустим, лепил из песка и глины птичек, которые потом взлетали, вспархивали, конечно, здесь мы должны задуматься о правомочности таких утверждений со стороны этой книги.

Но если говорить об апокрифах вообще, они действительно классифицированы по разрядам новозаветных книг, есть и апокрифические евангелия, и деяния, и послания. Но мне кажется, апокрифы вообще в истории Церкви чаще всего появляются благодаря такой излишней любознательности, может быть, даже греховному любопытству верующего человека на предмет того, о чем мы уже говорили в начале передачи: где был Христос в то время, которое не описывает Евангелие, - когда Он был отроком, юношей, молодым человеком. Мы не знаем, а очень хочется узнать. И вот на фоне этого «очень хочется узнать», конечно, появляются такие книги.

Мы говорим об апокрифах. Правильно ли называть некоторые такие благочестивые апокрифические произведения Священным Преданием, или это ошибка?

Ну, лучше на этот вопрос ответить, вот как обозначив этот момент. Действительно, часто верующие задают такой вопрос. Допустим, тому, что является бесспорно записанным для нас Преданием Церкви (оно выражается в виде житий, канонов, акафистов), мы не можем нигде найти подтверждения, что это было, как только в апокрифах. Попытаюсь с ходу вспомнить пример. Акафист Иисусу Сладчайшему. Там мы читаем (не помню, какой икос или кондак), что когда Христос оказывается в Египте, «идоли бо, Спасе наш, не терпяще Твоея крепости, падоша», то есть когда Христос, будучи младенцем, с Иосифом оказывается в Египте, то идолы египетские падают, разрушаются. Об этом говорит нам акафист. Но в общем-то, об этом говорит и Протоевангелие от Иакова. И вот тогда верующий человек говорит: позвольте, а акафист заимствует свидетельство о том, что это произошло с идолами, из апокрифа? Тогда мы должны принять апокриф или не должны?

Или есть более, может быть, серьезный пример, на который мы тоже можем сослаться. Например, послание апостола Иуды - небольшое послание, можно его открыть, пока я говорю, и увидеть этот момент. Оно упоминает о том, что Архангел Михаил с дьяволом спорили о теле Моисеевом. А откуда апостол Иуда берет этот момент? Оказывается, что есть иудейский, нехристианский, апокриф, датируемый серединой II века (самая ранняя датировка), а вообще началом III века, который называется «Вознесение Моисея». И тогда получается, что апостол Иуда заимствует факт о споре о теле Моисеевом из иудейского апокрифа, да еще датируемого III веком. И здесь уже рациональная критика говорит: позвольте, значит, послание апостола Иуды написано не ранее чем в середине III века.

Но мы-то, здраво рассуждая, говорим о том (и нам это, в принципе, никто не мешает предположить и даже утверждать), что, допустим, и Протоевангелие Иакова, и акафист Иисусу Сладчайшему, который тоже считается древнейшим, восходят к одному более древнему преданию, которое не сохранилось. То же самое - послание апостола Иуды и иудейский апокриф «Вознесение Моисея». Они тоже обращаются к какому-то древнейшему ветхозаветному преданию, которое не сохранилось. Но если оно не сохранилось, это же не значит, что мы обязательно должны обращать подлинно апостольские тексты в зависимость от апокрифов. То есть, мне кажется, здесь мы можем рассуждать именно в таком русле - Предание Церкви.

Скажите, пожалуйста, как евангелисты узнают о тех событиях жизни Христа, чему они не были свидетелями? Например, искушение в пустыне.

На самом деле нередко задают этот вопрос, и он может быть непонятен или сложен в ответе, если мы действительно отрешаемся от такого понятия, как Предание, от богодухновенности священных авторов и представляем, что действительно авторы Евангелий в какой-то абсолютной изоляции от прочего православного мира или Церкви пишут свои Евангелия. Но здесь, в общем-то, ответ на вопрос достаточно прост. Относительно даже искушения в пустыне. Если мы обратимся, например, к началу Книги деяний, то там будет сказано, что воскресший Христос в продолжение сорока дней являвшийся апостолам, учил их тайнам Царствия Небесного. А что это значит? Это значит, что воскресший Христос, уча апостолов и тайнам Царствия Небесного, конечно, мог им открыть все то, что было связано с Его, можно сказать, подготовкой к общественному служению или с самим общественным служением, в то время когда апостолы при Нем не присутствовали. Это же самое мы можем сразу отнести, допустим, к гефсиманскому молению. Откуда апостолы знали, как оно и что, почему ангел являлся, почему капли пота как кровь?.. Христос Сам мог об этом рассказать.

Но есть здесь и один достаточно сложный момент с Вашим вопросом - то, что связано, допустим, с усекновением главы Иоанна Крестителя. Здесь действительно мы не можем сказать, что воскресший Христос поведал апостолам, как произошло усекновение, поскольку и Христа там не было. Хотя Господь, как Всеведущий Бог, конечно, мог и об этом знать. Но здесь ответ на вопрос может лежать и в другой плоскости. Если мы, например, посмотрим в Евангелие, которое описывает усекновение главы Иоанна Крестителя, то окажется, что об этом пишут два евангелиста - Матфей и Марк. Причем, несмотря на то что Евангелие от Марка очень короткое, повествование об усекновении очень подробное, колоритное.

Откуда знает Марк о том, как претерпел мученическую кончину Иоанн Креститель? Но мне кажется, здесь мы можем пойти вот по какому пути рассуждения. Например, из Евангелия от Луки мы знаем, что Сусанна, одна из Жен Мироносиц, была женой домоправителя Иродова по имени Хуза. Это значит, что на празднике рождения Ирода Антипы должен был присутствовать, по крайней мере (как его домоправитель), Хуза, женой которого была Жена Мироносица. А может быть, и она сама, неизвестно. Но в любом случае из первых уст Сусанна от Хузы могла узнать, как все произошло, и потом подробно рассказала, например, другим Женам Мироносицам. Помните, в чьем доме апостолы собираются? Петр приходит из темницы - вот это повествование о доме Марии, это как раз мать Марка. То есть Марк таким способом мог узнать, как все произошло, даже не прибегая к помощи апостолов и Самого Христа. То есть не надо сомневаться, что апостолы где-то «подкачали» и дали нам неверную историю.

- Скажите, как соотносятся Священное Писание и Священное Предание?

Если мы говорим о Предании с большой буквы, то, конечно, мы должны сказать, что Священное Писание - это часть Священного Предания. Мы можем говорить о том, что Священное Предание выражается в различных видах. Есть иконографическое предание - это наши иконы; есть литургическое предание - это наши богослужебные тексты; есть графическое (то есть записанное) предание, которое мы называем именно нашим Священным Писанием. Но в силу того что первично именно Предание, а не Писание, мы, конечно, говорим, что Писание подчинено Преданию; более того, утверждаем, что правильно понять Писание мы можем только опираясь на Священное Предание. Здесь нам третьего не дано. Что такое Предание? Мне кажется, универсальную формулировку, или определение, Преданию дал в свое время святитель Филарет, митрополит Московский, сказав, что Священное Предание есть жизнь Бога Духа Святого в Церкви. То есть Церковь оживотворяется Богом Духом Святым. Бог Дух Святой дает нам жизнь в Церкви, и это есть Предание.

Время передачи подходит к концу. У меня несколько вопросов, которые, наверное, были бы очень полезны нашим телезрителям: каких святых отцов, кроме Иоанна Златоустого и Василия Великого, Вы могли бы порекомендовать нашим телезрителям для большего и лучшего понимания Священного Писания?

Если мы говорим о том, чтобы верующий человек вошел в Дух, развил в себе интуицию правильного понимания текстов Священного Писания, конечно же, мне кажется, большим подспорьем, помимо святителя Иоанна Златоуста, мог бы быть, например, блаженный Феофилакт, архиепископ Болгарский. Он жил на рубеже ХI и ХII веков, но оставил для нас очень хорошие, с одной стороны - компактные, а с другой - очень конкретные толкования. Он, конечно, зависит от святителя Иоанна Златоуста, но ценность Златоуста заключается в том, что он, помимо непосредственно экзегезы, то есть объяснения священных текстов, всегда дает очень важные нравственные приложения. То есть он актуализирует священный текст, приложение тому, как нам жить.

А если мы говорим о таком подспорье, как настольные книги для правильного понимания текстов (особенно, конечно, Четвероевангелия), здесь хотелось бы порекомендовать наших дореволюционных библеистов-богословов, которые дали христианскому православному русскому миру чудесные пособия. Среди них могут быть названы Дмитрий Павлович Боголепов, Борис Ильич Гладков и его толковое Евангелие, епископ Михаил (Лузин) и его толковое Евангелие. В данном случае, обращаясь к этим трудам, я думаю, мы всегда будем иметь очень выверенное, правильное отношение к священным новозаветным текстам.

Исходя из Вашей приходской, пастырской жизни, не считаете ли Вы очень большой проблемой сейчас, что люди перестают читать Священное Писание? Не находят времени, находят различные «отмазки».

Наверное, можно констатировать и такой факт. С чем он связан, сказать сложно. Отчасти, может быть, это связано с колоссальнейшим, мощнейшим потоком другой литературы, тоже интересной и очень важной, актуальной для верующего православного человека, которая вполне православна, но, может быть, за тратой времени на эти книги, мы, конечно, единое на потребу очень часто упускаем. С другой стороны, верующий человек, может быть, часто рассуждает так: Священное Писание всегда под рукой, я всегда его успею почитать. А то, что вышло сейчас или выйдет чуть попозже, это бы успеть… Но мне кажется, что это опасный путь, потому что все-таки все правильно понимать, то, что не связано со Священным Писанием, мы можем только при одном условии: если знаем Священное Писание - то, что нам дается непосредственно как первоисточник. Без знания этого все остальное для нас может оказаться соблазнительным и опасным, конечно.

- Хотелось бы услышать какой-то совет, как правильно читать Священное Писание, ведь это священные тексты…

Здесь мне хотелось бы вспомнить те рекомендации, которые в свое время давал святитель Феофан Затворник. Он, мне кажется, очень универсально говорил о том, что Священное Писание не может не учить нас спасению. Но, соответственно, наше спасение зависит и от нашей молитвы, от молитвенного духа, вообще от умения правильно молиться. И вот святитель Феофан рекомендовал: помимо того что ты включаешь чтение Священного Писания в свое молитвенное правило (причем он говорил, не надо читать много, хотя бы десять стишков последовательно, что у тебя есть по Евангелию), обязательно заставь себя, прочитав, вспомнить, о чем ты прочитал, но еще лучше обязательно родить в себе какую-то мысль от прочитанного.

На первых порах это бывает очень сложно сделать. Все выветривается, как будто семя сеется при дороге или там, согласно притче евангельской, где дьявол похищает. Но по мере именно принуждения себя вспомнить, а потом еще какую-то мысль родить (а потом еще можно ее и сверить: а так же ли рассуждают у нас святые отцы?) - вот это все приводит именно к духу молитвенности верующего человека, развивает в нем эту духовную интуицию, правильное понимание священных текстов, да и вообще откровение воли Божией как таковой, которая нам очень нужна, конечно.

- Спасибо Вам за очень содержательную беседу. Думаю, несомненно, она найдет отклик и у наших телезрителей.

Ведущий Сергей Платонов
Записала Маргарита Попова